Джованни Медичи. Часть 2: белый слоник, склочный Лютер и прочий папский геморрой

Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи

Говорят, после своего избрания на Святейший престол Джованни Медичи, он же новоиспеченный папа Лев X, первым делом воскликнул, обращаясь к своей ликующей родне: «Бог даровал нам папство – воспользуемся же им!»

Эту фразу подслушал и разнес по всему миру венецианский посланник в Риме, хотя, в общем-то, как-то слабо верится, что Джованни Лев X настолько потерял голову от радости, чтобы ляпать подобные вещи в присутствии посторонних. Впрочем, и ежу было понятно, что этот потомок флорентийских банкиров не для того столько лет ломился на престол святого Петра, чтобы теперь предаваться там материальной аскезе. А уж не отблагодарить своих друзей и родичей, столь преданно поддерживавших его на этом тернистом пути, – это уж вообще было бы с его стороны просто свинством.

Посему наш герой немедленно принялся воздавать всем сестрам по серьгам.

Уже через пару недель после своей интронизации папа Лев собрал духовную консисторию и задумчиво спросил у кардиналов: действительно ли они считают его любимого кузена Джулио, сына Джулиано Медичи и флорентийки Фьоретты, незаконнорожденным? Потому что вот, например, ему, папе Льву, кажется, что это не так, но поскольку он не такой замечательный специалист по каноническому праву, как здесь присутствующие, он не смеет доверять своему дилетантскому суждению.

Кардиналы, не будь дураками, все поняли правильно. И уже через неделю предоставили папе официальный вердикт: родители Джулио наверняка заключили sponsalia de futuro – то бишь, дали друг другу обещание пожениться. И обещание сие было консуммировано, то бишь, подтверждено зачатием Джулио, каковым образом это sponsalia de futuro автоматически превратилось в sponsalia de praesenti – настоящий законный брак. А значит, Джулио – не бастард и имеет полное право стать кардиналом (к чему, собственно, папа Лев и завел всю эту юридическую волынку).

Сказано – сделано. Кузен Джулио, которого папа до того уже успел быстренько сделать епископом Флорентийским, получил вожделенную кардинальскую шапку. Заметим, что вообще-то Медичи могли бы и не разводить таких церемоний – например, папа Александр VI сделал своего бастарда Чезаре Борджа кардиналом, совершенно не утруждая себя никакими правовыми тонкостями. Но папе Льву такие примитивные и неизящные методы глубоко претили – да и к тому же, нужно было сделать так, чтобы потом ни одна собака не подкопалась к происхождению его кузена.

Вместе с Джулио кардинальские шапки получили секретарь и приятель Льва X Бернардо Довици да Биббиена (тот самый, который оборжал когда-то лютниста Кардьере с его вещим сном про Лоренцо Великолепного), бывший профессор Пизанского университета Лоренцо Пуччи, в свое время обучавший юного студиозуса Джованни Медичи, юный племянник папы Инноченцо Чибо – сын его сестры Маддалены и еще один кузен – Луиджи Росси, сын незаконной дочери Пьеро Подагрика, Марии.

Вот вам рафаэлевский семейный портрет троих кузенов: слева – кузен Джулио, справа – кузен Луиджи, а по центру, естественно, сам папа Лев.


читать дальше
ОффтопОффтоп:

Я этот портрет очень люблю, поскольку когда-то именно на его примере окончательно въехала в 3D-магию Рафаэля. В галерее Уффици (благослови ее Господь!) нет идиотского обычая ставить заграждение за два метра от картины, поэтому посетитель имеет возможность ткнуться в полотно едва ли не носом. Поскольку я крайне подслеповата, да еще и косоглаза, это для меня был прямо праздник какой-то. Естественно, ткнулась я в портрет носом – аккурат на уровне задницы кресла папы Льва. Разглядываю кресло, и тут меня вдруг посещает совершенно идиотская мысль: «Это ж какой псих к полотну шнур с кистью приклеил???» Перевожу взгляд – а шнур-то на кресле не приклеенный! Шнур нарисованный! Но объемный, как настоящий! Поднимаю глаза – и колокольчик на столе объемный! И книга объемная. И сам папа объемный. И все остальные объемные!

Это был просто восторг. Я этот портрет с детства наизусть знаю – у меня соответствующий художественный альбом был, спасибо бабушке. Но я-то его всю жизнь воспринимала как плоский (в силу общей хреновости зрения, оно у меня и в обычной жизни не то чтобы стереоскопическое) – а в оригинале он, оказывается, натуральное 3D! И ведь что интересно: теперь, когда я смотрю на репродукцию – я до сих пор вижу этот объем: то ли научилась смотреть, как надо, то ли еще что…

Светские родичи тоже получили от папы свое: младший братец, Джулиано, которого папа Лев оставил на хозяйстве во Флоренции, стал капитан-генералом Флорентийской республики (читай, главой правительства). Позже Лев дополнительно выторгует ему у французов еще и титул герцога Немурского и даже женит его на Филиберте Савойской, родной тетке французского короля Франциска I. Законных наследников от этого брака так и не появилось, но в любом случае, это был прорыв: «безродные» банкиры Медичи официально вошли в круг европейской аристократии – чтобы уже никогда его не покидать.

Чтобы два раза не вставать, расскажу немного о Джулиано – немного, потому что многого он сам по себе и не стоит. Умом и талантами этот младший отпрыск Лоренцо Великолепного не блистал и всю свою оставшуюся (довольно-таки недолгую) жизнь выполнял единственную функцию, к которой был пригоден, – сидел марионеткой во Флоренции, тщательно исполняя указания старшего брата из Рима. Вот вам великие деяния Джулиано, которые он совершил за это время:

1) отрощенная по французской моде борода (в Италии это считалось не комильфо, но Джулиано де-юре уже был французский аристократ, ему было можно);

2) торжественное празднество, устроенное во Флоренции по поводу возведения его старшего братца на Святейший престол: на этом празднике папу Льва приветствовал выкрашенный золотой краской голый мальчик с лавровой ветвью в руках; к вечеру мальчик помер от нарушения теплорегуляции – краска закупорила поры кожи ко всем чертям, и этот факт страшно любят все составители детских исторических и медицинских энциклопедий (есть, правда, версия, что история с мальчиком приключилась не во Флоренции, а при дворе миланского герцога Лодовико Моро, и выкрасил бедного ребенка позолотой никто иной как сам Леонардо да Винчи);

3) ну и в качестве третьего великого свершения – померев в возрасте 37 лет, Джулиано II Медичи вдохновил своего друга детства Микеланджело на создание офигенной надгробной композиции в фамильной капелле Медичи во флорентийской церкви Сан-Лоренцо. На своем надгробном изображении Джулиано сам на себя не похож (бороды нет!), а похож на римского воина, и восседает он над двумя аллегорическими фигурами – Днем и Ночью.

Джулиано при жизни (версия Рафаэля):



Джулиано-надгробный (версия Микеланджело):





Кстати, в той же капелле Микеланджело потом отгрохает гробницу и племяннику Джулиано – Лоренцо II, сыну Пьеро Невезучего, который унаследовал после смерти дядюшки статус правителя Флоренции, но пережил его (дядюшку, а не статус) всего на три года. Идеализированный Лоренцо восседает в позе «почти-мыслителя», задумчиво глядя на аллегорические фигурами Утра и Вечера и как бы с интересом вопрошая: «А че это за нудисты тут у меня под ногами валяются?»






NB: поскольку в той же церкви Сан-Лоренцо похоронены старшие тезки дяди и племянника – Лоренцо Великолепный и его брат Джулиано, отец кардинала Джулио, то некоторые безответственные личности даже пишут в путеводителях, что этот задумчивый Лоренцо – это Лоренцо Великолепный и есть. Но это фигня: Великолепный вместе с младшим братом похоронены в довольно скромненьком саркофаге, под статуей Мадонны (тоже работы Микеланджело) и святыми Косьмой и Дамианом – покровителями рода Медичи. Так что пусть будет стыдно тому, кто несет такую ересь и устно, и в печати!

Кстати, с этим Лоренцо-младшим папе Льву тоже пришлось изрядно повозиться. Не то чтобы Лоренцо причинял ему какие-то неприятности – боже упаси, племянничек был такой же безликой марионеткой, как и его покойный дядя Джулиано. Но проблема была в том, что на внешнеполитическом фронте папа Лев изо всех сил заигрывал с Францией – собственно, брак Джулиано с теткой французского короля (пусть даже по матери, но все равно родной теткой) был не последним инструментом в этих заигрываниях. А тут Джулиано возьми да и помре! Да еще и законных наследников не оставил – только внебрачного сына Ипполито, рожденного от некой Пачифики Брандано.

Некая Пачифика – это, конечно, было совсем не то, что надо, поэтому папа Лев перенес свои далеко идущие матримониальные планы с брата на племянника. Для начала он сделал Лоренцо герцогом Урбинским (предварительно отхапав это герцогство у Франческо делла Ровере, родича своего покойного покровителя, папы Юлия II). Затем для новоиспеченного герцога стали искать достойную невесту. Некогда папа Лев, в бытность свою еще Джованни Медичи, пообещал кардиналу Содерини, что женит Лоренцо на его, Содерини, племяннице, если тот проголосует за Джованни на выборах папы. Однако, став понтификом, хитрый Лев свое обещание предсказуемо похерил, так что невестой Лоренцо стала восемнадцатилетняя графиня Мадлен де Латур-д’Овернь, тоже приходившаяся французскому королевскому дому какой-то там родней.

Лоренцо II Медичи и Мадлен де Латур-д’Овернь:



В 1518 году молодые торжественно обвенчались во французском замке Амбуаз и уехали во Флоренцию. А через десять месяцев Мадлен родила девочку, которую назвали Катерина Мария Ромола, и, по свидетельству современников, родители радовались «так, как будто у них родился сын». Правда, долго радоваться им не пришлось: через две недели после родов Мадлен умерла от родильной горячки. А еще через шесть дней помер и двадцатисемилетний папа новорожденной (по официальной версии, от туберкулеза, а по неофициальной – тоже от туберкулеза, но дополнительно осложненного еще и новомодной болячкой под названием «сифилис», завезенной за несколько лет до того в Италию испанскими моряками).

Таким образом, вместо нормальных наследников на руках у папы Льва оказался натуральный детский сад: восьмилетний Ипполито (бастард покойного Джулиано), новорожденная Катерина Мария Ромола (в будущем – та самая знаменитая Екатерина Медичи, королева Франции), плюс еще один бастардик – девятилетний мулатик Алессандро, рожденный от рабыни-негритянки, жившей в доме Медичи. Официально Алессандро считался плодом юношеского греха Лоренцо II – и таким образом приходился Екатерине Медичи братом по отцу. Однако ходили слухи (не лишенные основания), что на самом деле этого мулатика заделал не Лоренцо, а его двоюродный дядя, кардинал Джулио. Впрочем, на такие мелочи папа Лев внимания не обращал – какая разница, если Алессандро что так Медичи, что так Медичи. К цвету кожи ребеночка он тоже относился спокойно – ренессансная Италия вообще была далека от расизма, а что касается незаконнорожденности, так на это и вовсе все плевать хотели (длинная череда высокопоставленных бастардов, включая кардинала Джулио, тому подтверждение).

Проблема, конечно, была не в расовой принадлежности и уж тем более не в законности рождения. Проблема была в том, что всем троим наследникам дома Медичи до совершеннолетия было еще как до Киева рачки, а Флоренцией-то править кому-то надо! Подумав, папа Лев сдал новорожденную Екатерину на руки ее родной бабушке, Альфонсине Орсини (да, она тоже была Орсини – покойный Пьеро Невезучий в свое время женился на собственной двоюродной тетке), а малолетних Ипполито и Алессандро поселил во Флоренции под непосредственным присмотром своих сторонников и под общим наблюдением любимого кузена Джулио.

Впрочем, кузену Джулио пришлось присматривать не только за наследниками дома Медичи, но и за делами папской казны. Я уже говорила, что Джулио был единственным из правнуков старого Козимо, кто унаследовал от него хоть какие-то банкирские таланты, так что больше возложить попечение о папских деньгах было не на кого. Папа Лев в этом отношении вообще никуда не годился – как и его папенька Лоренцо Великолепный, он швырял бабки направо и налево, но если Лоренцо умудрялся всеми правдами и неправдами вовремя пополнять дефицит, то его отпрыск-понтифик на этот счет был полнейшим бездарем.

Папа Лев обожал роскошную жизнь, и в Ватикане регулярно гремели пышные пирушки – с концертами, раздачей подарков, деликатесами вроде петушиных языков или пирогов, нафаршированных живыми соловьями, голыми куртизанками и – для особых ценителей прекрасного – голыми мальчиками (кардиналам очень нравилось). Что самое смешное, устраивая вокруг себя этот бордель в лучших ватиканских традициях, сам Лев из всех пороков был склонен разве что к петушиным языкам: вкусно пожрать – это всегда было его любимой слабостью. Строго говоря, на фоне своих предшественников типа солдафона-сифилитика Юлия II, не говоря уже о рьяном ебанате Александре Борджа, папа Лев выглядел едва ли не образцом приличного человека: в дебошах участия не принимал, любовниц/любовников не заводил, бастардов не плодил и т.д., и т.п. Ну вот разве что чревоугодию предавался – но это, повторимся, просто фигня на фоне эпохи. И охоту очень любил – правда, по причине фамильной близорукости дальше собственного носа не видел практически ни хрена, так что охота проводилась следующим образом: для папы заранее ловили вепря, опутывали его сетью и подтаскивали поближе – и тогда уже папа, придерживая прыгающие на носу очки, азартно колол добычу копьем.

Помимо пирушек и охоты, у папы Льва имелся еще одна – воистину гигантская – статья расходов. Дело в том, что еще его предшественник Юлий II начал активный «евроремонт» Рима: развалил к чертовой матери часть средневековых трущоб (за что заслужил у римлян прозвище il Ruinante - Разрушитель), переделал их в более-менее цивилизованные кварталы да еще и к тому же замахнулся на совершенно грандиозный проект – строительство знаменитого собора святого Петра.

Для осуществления этих наполеоновских планов Юлию сначала пришлось развалить стоявшую на этом месте старую базилику. Затем, под чутким руководством великого архитектора Браманте, на месте базилики начали возводить огроменный собор в форме греческого креста. Кстати сказать, в целях экономии стройматериалы для собора решили позаимствовать в древнеримском Колизее – так что когда вы видите выщербленный Колизей, то так и знайте: это не время и не вандалы его так ухайдакали, это его папа Юлий с Браманте ободрали.

Тем не менее, ни времени, ни денег достроить святого Петра у Юлия так и не хватило. Проект перешел по наследству к его преемнику, нашему папе Льву – вместе с Рафаэлем, сменившим на посту главного архитектора Браманте, который, как и папа Юлий, до завершения строительства так и не дожил. Забежим немного вперед: Рафаэль до этого завершения не дожил тоже, так что после него этот бесконечный собор еще строили штук пять архитекторов, включая Сангалло-младшего и Микеланджело.
Собор в его нынешнем виде:



Поскольку папа Лев был истинный Медичи, он, конечно, не мог остаться равнодушным к такому суперпроекту и с самого начала понтификата начал вваливать в него деньги. Учитывая, что святой Петр был далеко не единственной статьей папских расходов, деньги закончились очень быстро – уже через два года правления папы Льва в казне уже было хоть шаром покати.

Папа призвал на помощь верного кузена Джулио, и после недолгого брейнсторма Джулио выдал идею: самое время начать торговать церковными должностями. Кузены устроили широкую распродажу имеющихся в наличие у Льва кардинальских шапок – и это сработало, но ненадолго. Деньги улетали словно в черную дыру.

Тогда хитроумный Джулио снова пошевелил мозгами и вытащил на свет божий старое папское ноу-хау – продажу индульгенций. Идея была далеко не нова: ее в свое время взял на вооружение еще папа Климент VI аж в середине XIV века, но потом более совестливые папы решили, что продавать отпущение грехов за бабло – это уж как-то слишком. Ушлый Юлий II, у которого совесть была куда более податливой, собрался было возродить этот прибыльный обычай в полном объеме, но не успел, потому как скоропостижно помер. И вот теперь кузены решили заново воплотить эту идею в жизнь, причем с воистину банкирским размахом.

Дело быстро пошло на лад. Поскольку, как справедливо утверждала церковь, никто не без греха – един Христос, потребители по всей Европе принялись рьяно покупать индульгенции, и деньги в папскую казну потекли рекой. Рафаэль был очень доволен – теперь-то средств на строительство святого Петра точно хватит!

Но тут внезапно грянул гром с ясного неба: 31 октября 1517 года немецкий монах-августинец Мартин Лютер приколотил к дверям виттенбергской церкви свои знаменитые 95 тезисов, ставшие основой будущего протестантизма. В этих тезисах Лютер весьма ругательно отзывался о Ватикане вообще и коммерческих затеях папы Льва в частности – и даже дерзновенно заявлял, что лучше бы папа отдал свои богатства бедным вместо того, чтобы вбухивать их в собор святого Петра. Красноречие нахального монаха не знало пределов: дело в том, что за восемь лет до этого он побывал в командировке по своим церковным надобностям в Риме и воочию насмотрелся на проклятых буржуев кардиналов, жирующих в роскоши и пляшущих на пирушках с голыми девицами (и не только девицами).

Поначалу Лев X не отреагировал на эту критику снизу никак. Ну, сами посудите, кто такой этот Лютер – простой монах, да еще и немец, то есть натуральный варвар, что он вообще может понимать в соборах? Но виттенбергская эскапада приобрела слишком широкую огласку. Многочисленные немецкие князья быстро сообразили, что Лютер говорит дело: если римская церковь так грешна, то, значит, подчиняться ей не надо – и, соответственно, платить церковные налоги в Рим ТОЖЕ НЕ НАДО!!! Согласитесь, какой же дурак откажется сэкономить!

В общем, дело начинало пахнуть керосином. Спохватившийся папа Лев издал буллу об отлучении Лютера от церкви, но когда буллу доставили в Виттенберг, Лютер демонстративно ее сжег во дворе местного университета – под бурные аплодисменты своих сторонников.

Тогда Карл V Габсбург вызвал Лютера на судилище – на Вормсский рейхстаг (вызвал, на самом деле, неохотно, ибо с папой Львом у Карла были свои терки, и вообще хитрый Габсбург еще не решил внутри себя, не выгоднее ли будет ему поддержать зарождающийся протестантизм). На судилище Лютер прямо заявил, что отказываться от своего мнения не желает, и вообще надо руководствоваться не повелениями каких-то там римских пап, а исключительно Словом Божиим. По легенде, к этому спичу он присовокупил свою знаменитую фразу «На том стою и не могу иначе», но, строго говоря, в протоколах Вормсского рейхстага она не зафиксирована, так что, скорее всего, это позднейшая выдумка из цикла «неправда, но хорошо придумано».

Мартин Лютер смотрит на институт папства как вы сами понимаете на что:



Из Вормса Лютер уехал живым и здоровым – хотя рейхстаг, не желавший слишком уж явно ссориться с папой Львом, и осудил его вдогонку как еретика. Однако положение у нашего диссидента было не сахар – по сути, пришибить его могли в любой момент. И тут на помощь пришел саксонский курфюрст Фридрих: он якобы арестовал Лютера (а по факту – тупо предоставил ему политическое убежище, чтобы никто его не тронул) и поселил его в своем замке Вартбург. В этом замке Лютер поначалу пережил много интересных галлюцинаций духовных приключений – в частности, визит самого Сатаны, которого отец мирового протестантизма прогнал, швырнув в него чернильницей, – но потом немного успокоился и занялся переводом Библии, создав тем самым знакомый нам стандарт литературного немецкого языка.

Успокоился и папа Лев, сочтя инцидент с нахальным виттенбергским монахом исчерпанным. Вообще-то, у Льва и кроме Лютера было полно хлопот: надо было присматривать за Флоренцией, продолжать крутить свой политический роман с Францией (так, чтобы при этом не слишком разозлить склочных Габсбургов), регулярно раздобывать деньги на свои затеи (падлюка Лютер таки здорово подорвал коммерцию с индульгенциями) и т.д., и т.п. А тут еще и новое огорчение – заболел любимый папин слоник-альбинос!

Слоника звали Анноне (или, в более известной транскрипции – Ганно, или Ганнон, в честь карфагенского полководца Ганнона Старшего). Родом он был из Португальских Индий, а в Рим попал в четырехлетнем возрасте – в качестве подарка короля Португалии Мануэла Счастливого папе Льву по случаю восшествия того на Святейший престол.

Слон Анноне:



Прибытие Анноне в Вечный Город произвело небывалый фурор – в общем-то, римляне со времен развала Римской империи ни одного слона живьем в глаза не видели. Под восторженные вопли толпы слоника торжественно провели по римским улицам (в компании двух леопардов, пантеры и бесчисленного количества попугаев в клетках, приехавших с ним в качестве довеска) – и довели пешим ходом аж до замка Сант-Анджело, резиденции папы Льва.

У ворот Сант-Анджело слон по знаку индийца-дрессировщика отвесил папе изящнейший поклон и протрубил хоботом нечто приветственное. Восторгу папы не было пределов. Ободренный ласковым приемом, Анноне тут же продемонстрировал свой следующий фокус: набрал полный хобот воды из фонтана и щедро окатил ей кардиналов из папской свиты. От такой шуточки папа Лев едва не лопнул со смеху и объявил во всеуслышание, что лучшего подарка он еще в жизни не получал. Кардиналам оставалось только кисло улыбаться и втихаря выжимать мокрые сутаны.

В благодарность за подарок папа объявил португальскому послу Триштану да Кунья, что все члены его свиты могут бесплатно пировать в римских трактирах, а также бесплатно посещать театры и прочие зрелища – все расходы оплатит он, папа. Естественно, среди римских горожан тут же нашлась масса желающих воспользоваться такой восхитительной халявой, и уже через пару дней трактиры и театры просто кишели лже-португальцами. Поговаривают, именно после этого аттракциона неслыханной щедрости в итальянском языке появилось существующее до сих пор выражение «косить под португальца» (fare il portoghese) – проходить куда-либо на халяву, например, в кино без билета.

Анноне поселился в Бельведере – дворике Ватиканского дворца. Там для него изготовили специальную беседку, из которой время от времени выводили погулять по городу – на радость и горожанам, и самому Анноне. Хронисты того времени описывали его как невероятно умное и воспитанное животное (в этом отношении слоник, пожалуй, мог дать фору многим тогдашним кардиналам). Римский аристократ Паскуале Маласпина впоследствии сочинил в честь папского слона следующие стихи:

Nel Belvedere prima del grande Pastore
Venne condotto l'addestrato elefante
che danzava con tanta grazia e tanto amore
che difficilmente un uomo avrebbe potuto ballare meglio

В Бельведере великому Пастырю
был приведен ученый слон,
танцевавший с таким изяществом и с такой любовью,
что вряд ли даже человек смог станцевать бы лучше.

Однако вскоре паршивый римский климат (сырость и малярийные миазмы из окрестных болот) доконал ученого Анноне. Прожив у папы Льва всего два года, слон заболел ангиной. Местные коновалы ветеринары не придумали ничего лучшего, чем вкатить бедному животному гигантскую дозу слабительного, после чего Анноне и помер. Папа Лев похоронил своего любимца в Бельведере, пролив над могилой немало слез, заказал Рафаэлю надгробную фреску с портретом покойного в натуральную величину (до наших дней не дожившую), а также сочинил в соавторстве с кардиналом дель Аквила прочувственную эпитафию:

Под сим холмом похоронен я,
могучий слон, присланный королем Мануэлом,
завоевателем Востока,
папе Льву X в качестве данника.
Мной восхищался римский народ,
давно уже не видевший подобных животных,
и в моем грубом сердце пробудились человеческие чувства.
Злой Рок позавидовал моей жизни в благословенном Лациуме
и не дал мне прослужить моему господину и трех лет.
Но я желал бы, о боги, чтобы те годы,
которые предназначала мне Природа и которые похитил у меня Рок,
вы прибавили к жизни великого Льва.

Римская интеллигенция, в свою очередь, отреагировала на смерть папского любимца на свой лад. Великий насмешник Пьетро Аретино сочинил памфлет (или пьеску?) «Последняя воля и завещание слона Анноне», в котором от сатирика досталось на орехи всему римскому политикуму, включая папу Льва. К счастью, Лев был не из обидчивых, и творение Аретино его не разозлило, а изрядно позабавило.

Куда хуже памфлетов или сатирических пьес Льву докучали собственные кардиналы. Кардинал Содерини не простил ему обманутых надежд и спелся с другим кардиналом – Альфонсо Петруччи, тоже имевшим на папу Льва изрядный зуб. Обработав морально еще нескольких коллег по курии, этот кардинальский тандем решил убрать понтифика традиционным римским способом – то бишь, попросту отравить. Оригинальность плана заключалась в том, что травить Льва заговорщики решили, извините, через задницу: они подкупили хирурга Баттисту да Верчелли, дабы тот пропитал ядом один из марлевых компрессов, которыми папа Лев лечил свой многострадальный геморрой, нажитый еще в походах Юлия II.

Подготовив, как ему казалось, все необходимое, кардинал Петруччи на всякий случай смылся из Рима, но и в отъезде продолжал переписку с собратьями по заговору. На этой-то переписке его и попалили: агентура папы Льва перехватила одно из писем, хирурга Верчелли моментально схватили и отправили на дыбу, где он и сдал всех заговорщиков до единого. Не откладывая дело в долгий ящик, папа повелел схватить Петруччи и бросить его в каземат Сант-Анджело, а сам немедленно призвал к себе всю духовную консисторию в полном составе.

Выглядела эта сцена примерно так:

Папа Лев (мрачно расхаживая перед перепуганными кардиналами): Ну, граждане тунеядцы, заговорщики, отравители, кто первым будет чистосердечно признаваться?

Кардиналы (хором): Невиноватые мы, ваше святейшество, как бог свят, невиноватые!

Папа Лев (саркастически): Ага, так я вам и поверил. Ладно, пойдем в порядке живой очереди. (Делает вид, что подглядывает в какую-то бумажку). Кардинал де Круа!

Кардинал де Круа (испуганно): Слушаю, ваше святейшество!

Папа Лев: Отвечай: в заговоре участвовал? Да в глаза мне смотри, в глаза, кому говорят!

Кардинал де Круа (дрожа): Никак нет, ваше святейшество, Христом-богом клянусь!

Папа Лев (снова делая вид, что подглядывает в бумажку): Ладно, верю, свободен. Кардинал Чибо!

Кардинал Чибо (жалобным басом): Дядя… в смысле, ваше святейшество, да вы че? Да разве ж я мог бы? Крест святой истинный, вот, если хотите, маму спросите – не при чем тут я!

Папа Лев (тихо, кардиналу Чибо): Господи, Ченчо, да я ж только для порядку тебя вызвал, а ты мне всю малину портишь! Ладно, ступай отсюда побыстрее, маме привет. (Громко): А теперь - кардинал Содерини!

(Гробовое молчание).

Папа Лев: Я сказал, Содерини!

Кардинал Содерини (запинаясь): Ва… ваше свя… клянусь Мадонной… и святым Георгием… и святым Петром… и святым этим… как его…

Папа Лев (грозно): Ты мне не мямли, ты говори все как есть!

Кардинал Джулио Медичи (меланхолично полируя ногти пилочкой): Между прочим, тут этажом ниже как раз Петруччи показания дает. На дыбе. (Приставляет руку к уху): О! Слышите, как вопит?

Кардинал Содерини (бухаясь папе Льву в ноги): Простите, ваше святейшество! Бес попутал! Грешен, грешен я, старый дурак!..

Еще полтора десятка кардиналов (точно так же бухаясь Льву в ноги): Простите нас, ваше святейшество! Не виноватые мы!!! Это все Петруччи!!!

Папа Лев (вволю налюбовавшись этим живописным зрелищем): Ладно, ладно, что ж с вами, дураками, поделать – прощаю!

Кардиналы (не веря своим ушам): Правда?

Папа Лев: Правда. Но, само собой, не безвозмездно. Слушайте меня внимательно: придется всей вашей вшивой компашке заплатить штраф за покушение на наместника святого Петра – двадцать тысяч флоринов.

Кардиналы (не помня себя от счастья): Да не вопрос! Слава тебе, Господи! Слава, слава его святейшеству! Всего двадцать тысяч – да мы хоть прям щас скинемся…

Папа Лев (многозначительно): С каждого!

Кардиналы (опешив): А-а… Э-э-э…

Папа Лев: Короче, даю вам два дня сроку. Не заплатите – будем разговаривать уже не здесь. (Многозначительно кивает в направлении казематов).

Кардиналы (спешно покидая помещение): Заплатим, обязательно заплатим, ваше святейшество… Не извольте сумлеваться!.. Через два дня все до копеечки!..

В итоге эта нравоучительная беседа принесла папе Льву немалый профит, поскольку некоторые кардиналы все-таки заплатили требуемые двадцать тысяч. А некоторые, убоявшись разорения, бросили все и сбежали в изгнание – дав тем самым папе законный повод конфисковать все оставленное ими имущество. Впрочем, главный заговорщик, кардинал Петруччи, так легко не отделался – через пару дней палач-мусульманин (которого папа Лев специально завел для такого случая) без шума и пыли удавил организатора провалившегося покушения прямо в тюремной камере. Что же касается хирурга Верчелли, то с ним никто миндальничать вообще не стал: после очередного сеанса пыток его привязали к лошадиному мосту, протащили по всему Риму, а затем повесили на мосту Сант-Анджело.

Помимо внутренних ватиканских проблем папу Льва немало тревожили и проблемы международные. Многолетние папские сюси-пуси с французским двором (Лев даже заключил с королем Франциском конкордат, дающий французам право назначать свое высшее духовенство самим, без вмешательства Рима) вызвали предсказуемое раздражение у другой могущественнейшей европейской династии – у Габсбургов. Оказавшись между двух огней, папа Лев попытался было аккуратненько откочевать в сторону Карла Габсбурга, короновав его императором Священной Римской империи и выбив из него взамен личное покровительство для Флоренции и семьи Медичи. Естественно, узрев такие расклады, король Франциск взбугуртнул, и отношения между папой Львом и Францией немедленно испоганились.

В довершении всех бед Франциск и Карл устроили друг с другом очередную широкомасштабную войнушку. Воевали они, как водится, на территории Италии (в этой многострадальной Италии всем монархам Европы вечно было чего-то надо): дело было в том, что Франциск воплотил извечную мечту французских королей захапать себе герцогство Миланское, но Карл с этим был категорически не согласен, полагая, что такое вкусное герцогство должно достаться именно ему.

В ноябре 1521 года Карл разбил вдрызг французские войска под Миланом, и расторопный кузен Джулио сразу же послал весточку об этом папе Льву. К тому времени Лев уже окончательно разругался с Франциском, поэтому на радостях закатил в честь такой хорошей новости народные гуляния – с концертами и фейерверками. А через две недели папа Лев скоропостижно скончался – по официальной версии, от бронхита, который подхватил, сидя холодной ноябрьской ночью у открытого окна и любуясь праздничными фейерверками.

Естественно, не обошлось без слухов об отравлении: пусть даже покойный и не отличался при жизни хорошим здоровьем, но ему было всего сорок пять лет – согласитесь, как-то рановато для переселения в мир иной. Главный подозреваемым в глазах тогдашних диванных экспертов был король Франциск – впрочем, не потому что против него были какие-либо улики, а просто по принципу «кому выгодно». Естественно, даже если это и было так, то теперь уже никто ничего не докажет, так что с тем же успехом можно верить в версию с бронхитом – как ни крути, а антибиотиков в то время еще не изобрели, а без них подобные болячки лечатся крайне туго.

В наследство после себя первый папа из рода Медичи оставил собор святого Петра (почти достроенный!), кучу шедевров мировой живописи, написанных художниками, вскормленными на его хлебах, почти монархизированную Флоренцию – и начало Реформации, которое папа Лев, как уже говорилось, прохлопал с удивительной беспечностью.

Короче, кардиналу Джулио, небезосновательно считавшему, что дело покойного кузена придется продолжать именно ему, было над чем поработать.

Продолжение следует…